Кабак «на Трубе»; воры, бандиты, проститутки могли смело говорить «Крым» — наш!»
Где находился: Цветной бульвар
Когда: середина XIX века — 1899 годЧто там сейчас: офисный комплекс «Легенда Цветного» с ресторанами Probka, Red Pepper, баром Port и кофейней Max Brenner.
В.Гиляровский, «Москва и москвичи»:
«Разгульный «Крым» занимал два этажа. В третьем этаже трактира второго разряда гуляли барышники, шулера, аферисты и всякое жулье, прилично сравнительно одетое. Публику утешали песенники и гармонисты. Бельэтаж был отделан ярко и грубо, с претензией на шик. В залах были эстрады для оркестра и для цыганского и русского хоров, а громогласный орган заводился вперемежку между хорами по требованию публики, кому что нравится, — оперные арии мешались с камаринским, и гимн сменялся излюбленной «Лучинушкой». Здесь утешались загулявшие купчики и разные приезжие из провинции. Под бельэтажем нижний этаж был занят торговыми помещениями, а под ним, глубоко в земле, подо всем домом между Грачевкой и Цветным бульваром, сидел громаднейший подвальный этаж, весь сплошь занятый одним трактиром, самым отчаянным разбойничьим местом — «Адом». <…>
Сотни людей занимают ряды столов вдоль стен и середину огромнейшего «зала». Любопытный скользит по мягкому от грязи и опилок полу, мимо огромной плиты, где и жарится, и варится, к подобию буфета, где на полках красуются бутылки с ерофеичем, желудочной, перцовкой, разными сладкими наливками и ромом, за полтинник бутылка, от которого разит клопами, что не мешает этому рому пополам с чаем делаться «пунштиком», любимым напитком «зеленых ног», или «болдох», как здесь зовут обратников из Сибири и беглых из тюрем. Все пьяным-пьяно, все гудит, поет, ругается… Только в левом углу за буфетом тише — там идет игра в ремешок, в наперсток…»
Где находился: на Никольской улице
Когда: 1873 год, здание сгорело в 1993 году
Что там сейчас: Камерный музыкальный театр им. Бориса Покровского
Средний счет в ресторане в советские времена был 20 рублей
Фотография: www.pastvu.com / dirigablП.Боборыкин, «Китай-город»:
«Ресторан «Славянского базара» доедал свои завтраки. <…> Зала, переделанная из трехэтажного базара, в этот ясный день поражала приезжих из провинции, да и москвичей, кто в ней редко бывал, своим простором, светом сверху, движеньем, архитектурными подробностями. Чугунные выкрашенные столбы и помост, выступающий посредине, с купидонами и завитушками, наполняли пустоту огромной махины, останавливали на себе глаз, щекотали по-своему смутное художественное чувство даже у закорузлых обывателей откуда-нибудь из Чухломы или Варнавина. <…> Зала ресторана еще не начала пустеть. Это был час биржевых маклеров и «зайцев» почище, час ранних обедов для приезжих «из губернии» и поздних завтраков для тех, кто любит проводить целые дни за трактирной скатертью. Немцев и евреев сейчас можно было признать по носам, цвету волос, коротким бакенбардам, конторской франтоватости. Они вели за отдельными столами бойкие разговоры, пили не много, но угощали друг друга, посматривали на часы, охорашивались, рассказывали случаи из практики, часто хохотали разом, делали немецкие «вицы» (тяжеловесные остроты, от немецкого Witz. — Прим. ред.). За большим столом, около самого бассейна, поместилось дворянское семейство, только что приехавшее: отец при солдатском Георгии на коричневом пиджаке, с двойным подбородком, мать — в туалете, гувернантка, штук пять подростков, родственница-девица, бойкая и сердитая, успевшая уже наговорить неприятностей суетливому лакею, тыча ему в нос местоимение «вы», к которому, видимо, не была привычна с прислугою. Они завтракали на целый день, отправляясь осматривать Грановитую палату, Царь-пушку, соборы, по дороге синодальную типографию, отслушать молебен у Иверской, поесть пирожков у Филиппова на Тверской и до обеда попасть в Голофтеевскую галерею, где родственница должна непременно купить себе подвязки и пару ботинок и надеть их до театра».
Где находился: в Петровском парке на Петербургском шоссе
Когда: основан в 1826 году, несколько раз переезжал. Ресторан-трибьют «Яр» существует и сейчас в отеле «Советский».
Что там сейчас: собственно, отель «Советский», где в №301 жил Василий Сталин — апартаменты названы в его честь.
В.Гиляровский, «Друзья и встречи», фрагмент, посвященный Ивану Ивановичу Емельянову — разорившемуся купцу и авантюристу:
«Я продолжал одиноко сидеть на уцелевшей бульварной скамейке против «Яра», этого великолепного храма разгула прожигателей жизни, — роскошного каменного и стеклянного дворца, выросшего из старого деревянного здания одновременно с железными и каменными трибунами, воздвигнутыми на месте старых, деревянных. Иван Иваныч когда-то говорил: «На мой век хватит «Яра» и «Стрельны» (еще один ресторан в Петровском парке. — Прим. ред.) — говорил это уверенно, глядя на новый каменный «Яр», выросший за счет тотализатора. Публика скачек и бегов была постоянной публикой этого ресторана.
Зал со сценой — там цыгане
Фотография: www.pastvu.comКак на службу, являлся ежедневно Иван Иваныч в сверкающий огнями и переполненный щегольской публикой ресторан. Входил лоснящийся, пузатый, гордым и вместе с тем добродушным взглядом окидывал все столы и, направляясь к эстраде, за свой постоянный столик, раскланивался направо и налево.
— Иван Иваныч! Иван Иваныч, к нам! — раздавалось со всех сторон.
И он каждому отвечал, каждого по имени-отчеству называя, и садился там, где компания казалась ему наиболее подходящей. Он везде был желанный гость.
И вот я вспомнил сейчас, когда увидел его в первый раз, почему обратил на него внимание. Обстановка, при которой это произошло, неповторима, как и люди того времени, и стоит того, чтобы описать ее, а происходило все это более полувека назад».
Где находился: угол Неглинной и Петровского бульвара
Когда: 1860–1917 годы
Что там сейчас: театр «Школа современной пьесы», закрытый на реконструкцию после пожара, и «Театральное кафе» с 5 видами оливье
Редкий царский ресторан обходился без пальм в кадкахФотография: www.pastvu.comФельетоны Чехова в журнале «Осколки»:
«Татьянин день — это такой день, в который разрешается напиваться до положения риз даже невинным младенцам и классным дамам. В этом году было выпито все, кроме Москвы-реки, которая избегла злой участи, благодаря только тому обстоятельству, что она замерзла. В Патрикеевском, Большом московском, в Татарском [трактирах] и прочих злачных местах выпито было столько, что дрожали стекла, а в «Эрмитаже», где каждое 12 января, пользуясь подшефейным состоянием обедающих, кормят завалящей чепухой и трупным ядом, происходило целое землетрясение. Пианино и рояли трещали, оркестры не умолкая жарили «Gaudeamus», горла надрывались и хрипли… Тройки и лихачи всю ночь не переставая летали от Москвы к «Яру», от «Яра» в «Стрельну», из «Стрельны» в «Ливадию». Было так весело, что один студиоз от избытка чувств выкупался в резервуаре, где плавают натрускинские стерляди».
«Самым ярким праздником для Чехова на всю жизнь остался Татьянин день — день основания альма-матер — Московского Императорского университета, который обычно справляли в «Эрмитаже». Во времена Чехова ресторан принадлежал купцу Якову Пегову и шеф-повару бельгийцу Люсьену Оливье, давшему имя знаменитому салату. Это был популярнейшее место, где обедала московская интеллигенция, отмечали юбилеи Тургенев и Достоевский, где пели Собинов и Шаляпин».
Где находился: бывший доходный дом «Товарищества Петровских линий».
Когда: 1880-е годы
Что там сейчас: часовые, ювелирные и галантерейные магазины, гостиница «Будапешт»А.Амфитеатров, «Из записной книжки»:
«Принес я однажды [редактору] Курепину какие-то заказанные «Будильником» стихи. Не вышло, совсем не вышло! Александр Дмитриевич сделал жалобное лицо, охнул по обыкновению и говорит:
— Ох, ну, это, знаете, совсем — как Антон Павлович на бильярде играет!
Присутствующий Антон Павлович смолчал, но тем же вечером отплатил сторицею. Были мы — в бильярдной Татарского ресторана. <…> Антон Павлович играл средне, Пассек хорошо, Курепин художественно. Играли страстно, с увлечением. И вот когда кто-то сделал отчаянно скверный шар — «на себя», Антон Павлович пробасил:
— Ох! Ну, это, знаете, совсем как Александр Дмитриевич эпиграммы пишет.Курепин — человек, вообще-то, чрезвычайно покладистый и незлобивый, но с уязвленным втайне писательским самолюбием и давно разбитыми литературными надеждами (у этого превосходнейшего и порядочного человека были все лучшие данные для литератора — и ум, и вкус, и образование, и цельное мировоззрение, все, кроме… таланта!) — серьезно обиделся и, выпив затем пива немного больше, чем следовало, наговорил Чехову много неприятных слов…»
«Ресторан находился в пятиэтажном доме «Товарищества Петровских линий». Там любили бывать и играть в бильярд столичные литераторы, со временем даже образовали в нем местный литературный кружок. Однако, по словам В.Гиляровского, кормили там «очень дешево и очень скверно». Вообще Чехов был не ходок по увеселительным местам: его мать — Евгения Яковлевна — прекрасно готовила. И, конечно, семья чаще всего обедала дома. При этом Антон Павлович знал толк и в кулинарных изысках».
Где находилось: Камергерский пер., 2
Когда: открылось в 1903 году, в 1990-х на его месте работало Cafe des Artistes Дольфа Михеля, который считал свое заведение наследником «Артистического»
Что сейчас: рестораны Kitchenette, «Il Патио», Starbucks
Г.Епифанцев, «Актерские байки»:
«Вот, у нас есть напротив МХАТа в Москве «Артистическое кафе». …Там всегда есть свободные места, там уютно, хорошо… И вот, в это кафе часто ходят космонавты. И очень часто ходил Юрий Алексеевич Гагарин. Я много раз говорил Высоцкому: «Давай подойдем к Гагарину, чокнемся с ним, чтобы потом детям рассказывать, что мы с Гагариным знакомы». Но Высоцкий каждый раз меня останавливал, говорил: «Жора, опять твои кубанские замашки! Ты так сообрази, на что ты замахиваешься?» Ну, действительно, это неудобно, неинтеллигентно — подойти к человеку, когда он ест, — навязываться. У нас, вообще, с Высоцким была такая игра: что он — интеллигентный, он — москвич, интеллигентный человек, а я — из провинции, такой грубый человек».
«Высоцкий, как известно, учился во МХАТе, а прямо напротив него в то время находилось кафе «Артистическое». И мы туда студентами захаживали, только вот не знали, что туда же заглядывал и Владимир Семенович. Он, кстати, изучал французский язык, а не английский, как сейчас принято, и называл это кафе на французский манер — «Артистик». Там порой можно было обрести забвение — в пределах наличных средств. Здесь же впервые пел на людях Булат Окуджава».
Где находилось: на углу Тверской и Настасьинского переулка
Когда: 1917–1918 годы
Что сейчас: ничего — дом снесен
Н.Захаров-Мэнский «Только несколько слов»:
«Ночь, в кафе пьяная публика, и Сергей [Есенин], с разодранной рубашкой, кричит что-то несуразное, пьяное, больное; Глубоковский, замахнувшийся стулом, тоже пьяный, под кокаином, а перед Сергеем бросившийся на колени, протягивающий какую-то икону и вопиющий: «Сереженька, во имя Бога!…» — Клюев. Нет, не хочу вспоминать… Только пьяный угар и невменяемость могли довести до такого состояния этого хорошего, милого кудрявого поэта».
«Кафе поэтов» было открыто в подвале дома в Настасьинском переулке на деньги очень популярного в то время булочника Филиппова, прожило оно всего год. Каменский, Бурлюк и Маяковский очень любили там выступать со своими стихами и порой устраивали нешуточные дебаты о новом искусстве. Футуристы не забывали о словах даже в туалетах. В шутку на дверях мужских уборных они вывели краской «Голуби! Оправляйте свои крылышки», а на женских, соответственно, «Голубки!…». Известно, как Луначарский выступал на закрытии кафе и упрекнул Маяковского в саморасхваливании. Тот парировал, что вскоре ему поставят памятник — вот здесь, где находится «Кафе поэтов». Собственно, ошибся всего на несколько сот метров».
Где находилось: Кузнецкий Мост, 11
Когда: 1918 год, в 1919 году закрылось, уже будучи переименованным в кафе «Красный петух»
Что там сейчас: Московский дом художника, правее — ресторан «Джаганнат»
А.Толстой «Между небом и землей (Очерки нравов литературной Москвы)»:
«Под парусиновым тентом все столики были заняты, и Посадов прислонился к балюстраде, разглядывая лица.
Одна из афиш выступления МаяковскогоВот две рослые кокотки, в больших розовых шляпках, в платьях таких прозрачных, что видны бантики на белье, на эти бантики, как на крючки, очевидно, и ловятся безумцы. А вот и безумец: маленький, пухлый, с черно-седыми кудряшками из-под сдвинутого на затылок канотье; выбритое лицо, сладкие губы и выпученные глаза — совсем еще недавно стали наглыми и уверенными; одет в серый пиджачок с карманчиками, башмаки жмут; это представитель новой буржуазии, выросшей на терроре; главное свойство — неуловим.
Поправее его перед пустым стаканом чая сидит неподвижно бывший большой московский барин, седой красавец, не скрывается, ждет своей участи, оперся подбородком о палку, глядит затененными глазами поверх голов. Но этого жеста понять в кафе некому.
Вот офицеры новой гвардии — курносые молодые люди, с толстыми губами, вихрастые, в затянутых френчах и дамских до колена желтых ботинках; на заломленных картузах кокарда — пятиконечная звезда — пентаграмма, опрокинутая вершиной: знак антихриста.
Вот бородатый профессор из «Русских ведомостей», в чесучовой крылатке, не может оправиться от испуга и, узнав, что порция шоколада стоит десять рублей, протирает платком очки.
Вот две девушки, сестры, бывшие помещицы, очень хорошенькие, строгие, одетые по-английски, едят, не поднимая глаз, одну на двоих простоквашу.
Вот знаменитый артист, помятый и не похожий днем на самого себя, сердито стучит ложечкой, но лакей, точно окаменев, глядит, как два стриженых китайца, прислонив к столу винтовки, поедают мороженое».
«Кафе было открыто в январе 1918 года. Говорят, Родченко и Татлин собственноручно раскрасили здание в зеленый цвет и расписали стеклянный потолок. В «Питтореске» группировались в основном футуристы. Маяковский, например, любил затевать там поэтические вечера имени себя. Один из памятных был 1 мая 1918 года, и поэт придумал шуточную саморекламу: «Блестящие переводчики прочтут блестящие переводы моих блестящих стихов. По окончании вечера меня можно чествовать». Можно сказать, что рекламщик в Маяковском жил еще до Моссельпрома. В.Мейерхольд в этом же кафе представил спектакль «Незнакомка» по А.Блоку. Такая выходка стала событием, потому что показывать серьезные постановки на сцене кафе в то время было не принято. Критики писали, что это было попыткой приучить нового зрителя к новому зрелищу».
Где находился: Арбат, 2
Когда: 1924–1937 годы
Что там сейчас: ресторан «Прага», который закрыт с 2011 года. Были новости о том, что здание продано модельеру Кавалли и там откроют кафе Just Cavalli. Меж тем кулинария«Праги» с одноименными тортами работает. 
Рекламная листовка Родченко и МаяковскогоВ.Маяковский, «Моссельпром»:
«Здоровье и радость —
высшие блага —
в столовой «Моссельпрома»
(бывшая «Прага»).
Там весело, чисто,
светло, уютно,
обеды вкусны,
пиво не мутно.
Там люди
различных фронтов искусств
вдруг обнаруживают
общий вкус.
Враги
друг на друга смотрят ласково —
от Мейерхольда
до Станиславского.
Там,
если придется рядом сесть,
Маяковский Толстого
не станет есть.
А оба
заказывают бефстроганов
(не тронув Петра Семеныча Когана).
Глядя на это с усмешкой, —
и ты там
весь проникаешься аппетитом.
А видя,
как мал поразительно счет,
требуешь пищи
еще и еще.
Все, кто здоров,
весел
и ловок,
не посещают других столовок.
Черта ли с пищей
возиться дома,
если дешевле
у «Моссельпрома»…
«Моссельпром был открыт в 1924 году в доме, где до этого располагался ресторан «Прага». Замечательно, что для советской столовки совсем не поменяли интерьер, так как «Прага» до переезда был довольно ходовым местом для всех: от рабоче-крестьянских до высших чинов, единственное — А.Родченко расписал дом в пролетарской манере. Так что обновленное здание идеально подходило месту, которое активно популяризировал Маяковский. Он даже написал стихи, которые печатались листовками и лежали обычно на столах в столовой Моссельпрома».
Где находится: Неглинная, 29
Когда: открыт в 1951 году, в 1997-м был реконструирован Аркадием Новиковым
У «Узбекистана» Новикова другой фасад, но конструкция похожая
Фотография: www.pastvu.comЛ.Гурченко, «Больше такого нет»:
«В то лето 1966 года Володя Высоцкий, Сева Абдулов и я с дочкой Машей оказались однажды в очереди ресторана «Узбекистан». Стояли мы бесконечно. Перед нами все проходили и проходили какие-то люди в черных костюмах. Это было время, когда после «Карнавальной ночи» меня уже на улицах не узнавали, а Володю еще не знали в лицо. Фильмы, фотографии его были впереди. Он вел себя спокойно. Я же нервничала, дергалась: «Ужас, а? Хамство! Правда, Володя? Мы стоим, а они уже, смотри! Вот интересно, кто они?» Потом мы ели во дворике «Узбекистана» разные вкусные блюда. И — только ели».
«Во времена, описанные в мемуарах Гурченко, Высоцкий еще не был знаменит, а о Гурченко все забыли. Через несколько дней после этого визита Владимир Семенович написал:
«А люди все роптали и роптали,
А люди справедливости хотят:
«Мы в очереди первые стояли,
А те, кто сзади нас, — уже едят…»
Где находился: Верхняя Радищевская, 19/3, стр. 1
Когда: 1943-1980 г. До «Камы» там был ресторан некоего Матушкина.
Что там сейчас: вход в театр «Содружество актеров Таганки» – старое здание снесли.
К.Левин, «Признание»:
«Был я хмур и зашел в ресторан «Кама».
А зашел почему — проходил мимо.
Там оркестрик играл и одна дама
Все жрала, все жрала посреди дыма.
Я зашел, поглядел, заказал, выпил,
Посидел, погулял, покурил, вышел.
Я давно из игры из большой выбыл
И такою ценой на хрена выжил…»
«Кама» — это легендарный ресторан в здании на Таганке. Такое себе простое и даже грубое место, где любили расслабляться таганцы. Недалеко от него, в переулке, теперь открыт музей Высоцкого. К сожалению, «Кама», как и многие подобные заведения, не сохранилась. На его месте сейчас вроде бы какой-то детский клуб. Это варварство! Получается так, что из ресторанов, кроме «Националя», наверное, в неизменном виде ничего уже не увидишь в Москве…»
Источник: (http://surfingbird.ru)
